очень активно брыкался, да и у матери Джулии все было так же. Клара часто об этом рассказывала: говорила, что ее не разнесло, как некоторых, и что на поздних сроках беременности она испытывала восхитительное благополучие, хотя и приходилось бегать по-маленькому каждые пятнадцать минут. Точно так же чувствовала себя и Джулия.

Однажды она вспомнила рассказ Вики о том, как в Вестминстере обкладывают здания мешками с песком, и отправилась посмотреть, так ли это теперь. Оказалось, пешком туда не пройти. Весь район Вестминстера был огорожен, вверх вздымались новые металлические ворота. С той поры Джулия стала замечать такие ворота повсюду: они перекрывали улицы, ведущие к правительственным зданиям. Еще были улицы, заблокированные военными автомобилями, у которых суетились солдаты. По сути, солдаты теперь присутствовали везде: неслись по улицам в открытых грузовиках, толпились на каждом углу, охраняли подъезды. Зато вертолетов стало меньше. Иногда Джулия шла квартал за кварталом под совершенно чистым небом. Она не могла взять в толк, как согласуются эти явления, и оттого терзалась какой-то странной тревогой. Неужели происходит настоящий мятеж? Быть может, вертолеты улетели его подавлять? Никогда еще она столь отчетливо не сознавала, что телекраны не сообщают ничего; точнее, ничего реального.

В другой раз, повинуясь какой-то прихоти, она решила вернуться в тот внутрипартийный район, где в свое время встретилась с О’Брайеном. Уж здесь-то все осталось по-прежнему, думала она, пока не зашла в парк с фонтаном, в котором вода струилась из рук Старшего Брата. Оказалось, что фонтан высох, а статуя укрыта толстыми холщовыми мешками с песком; вот наконец те самые мешки, что она искала. Написанный от руки знак информировал, что работы ведет комитет по сохранению наследия района Белгрейвия. Джулия огляделась и только тогда заметила, что изменилось кое-что еще. Поскольку стоял февраль, тишина в парке воспринималась как должное, но не странно ли было видеть, что Джулия здесь единственная посетительница? Ни одной мамочки в черном комбинезоне, ни одного слуги в белом пиджаке, ни одной горничной в белом фартучке. Да и на улицах тоже было почти безлюдно. Лишь изредка мимо проносился какой-нибудь загнанный прислужник. Вначале ей показалось, что и собак нет (возможно, декрет о «паразитических тварях» добрался уже и сюда), но потом она наткнулась на кучку слуг, которые, сгрудившись, вели сосредоточенный разговор. У всех на поводках были собаки, которые весело обнюхивали друг друга под хвостом и норовили запутаться в ногах у сопровождающих. Затем по группе прокатилось волнение. Все взгляды вдруг устремились на Джулию, причем — к ее удивлению — со страхом.

Как ни странно, та встреча засела у нее в памяти. Джулия вновь стала размышлять о Вики и теперь готова была допустить, что та и вправду сумела вырваться из города и примкнуть к самым настоящим повстанцам. Джулии вспомнились черные морские воды, лодка контрабандистов, греза о веслах и сонном лунном свете. Пустые раздумья — и все же она нередко замечала, что мысли ее сами собой бредут в этом направлении.

Наведывалась она и в проловские кварталы, хотя углубляться туда не отваживалась. В эти дни вид синего комбинезона мог с большой долей вероятности привлечь банды враждебно настроенных детей; однажды ей уже пришлось спасаться бегством, уклоняясь от брошенных булыжников, что свистели над самой ее головой. Однако на пограничных улицах пока еще было спокойно. Их населяли пролы с партийными связями: те даже бровью не вели при виде «синих». Здесь, кстати, Джулия нашла проловскую баню, в которой принимали ее талоны. Баня оказалась устрашающе чистой, а когда Джулия шла через мужское отделение, ее, вопреки ожиданиям, не преследовали улюлюканье и сальности. На женской половине синий комбинезон поначалу встретили неприязненным ворчаньем, но, когда Джулия разделась и обнажила изувеченное шрамами тело, ропот утих. Ее даже наградили несколькими сочувственными взглядами, в точности такими, каких она некогда ждала от девушек в общежитии.

И только сидя в железной ванне, по пояс в чуть теплой воде, и пытаясь взбить пену с помощью куска твердого мыла, она сообразила, что к чему. Пока не была снята одежда, эти женщины не могли знать, что она собой представляет. Ее сочли обыкновенной «синей». Потом Джулию опять захлестнула печаль при мысли о близкой смерти. Жить этой жизнью, которую удалось для себя урвать, ей не суждено. В ней опять поднялась ярость; окунув голову в воду, она сосредоточенно, пока не успокоилась, намыливала свои грязные волосы. Сполоснув их и накрутив на голову полотенце, она увидела в соседней ванне юную девушку, которая робко ей улыбалась. Джулия улыбнулась в ответ, и что-то у нее внутри изменилось. Она подумала: «Уже скоро».

Тот день, когда это чувство овладело ею целиком, пришелся на горькое начало марта. Она обнаружила, что перекрыта еще одна улица на ее маршруте, и повернула назад, чтобы сделать очередной круг по парку имени Жертв Декабря. И тут заметила, что ей навстречу движется, приволакивая ноги и досадливо глазея по сторонам, не кто иной, как Уинстон Смит.

Выглядел он чуть ли не хуже, чем тогда, в комнате 101, зафиксированный на каталке. Лицо красное, одутловатое; щеки обвисли; лысая макушка — непристойно розовая. Руки-ноги такие же тощие, но талия заплыла жиром, который выпирал из-под ремня на боках. В толстом зимнем комбинезоне он смахивал на неумело набитое чучело для Праздника ненависти. При его приближении она поразилась тому, что он стал ниже ее ростом. Более всего изменились глаза, которые стали тусклыми и злыми.

Проходя мимо, он сощурился, но не замедлил хода, и Джулия с облегчением подумала, что осталась неузнанной. Но, оглянувшись, увидела, что он повернул назад и увязался за ней. Прибавив шагу, она ступила на мокрую траву, надеясь оторваться, но опустившийся субъект шел следом и не сводил с нее ожесточенного взгляда.

Впервые после своего освобождения Джулия испугалась. Он знает, что она его предала, знает! Теперь наконец он повалит ее на землю и проломит голову булыжником, как некогда мечтал. Украдет у нее последние драгоценные месяцы. И ведь никто не вступится. Более того, никто не признает их существования. Надеяться на помощь не стоило.

Но когда она осмелилась вновь оглянуться, на его лице отражалась лишь бессильная угрюмость; определенно, он не представлял никакой опасности. Ее страх отступил. В конце-то концов, совершенно естественно, что ему хотелось с ней заговорить. Наверняка он заметил, что она беременна, и не усомнился, что от него. Джулия замедлила шаги, чтобы он с ней поравнялся, и приготовилась к его вопросам о ребенке: сколько месяцев, как выжил в минилюбе.

Правда, вскоре она поняла,